Акрам Айлисли и Лусик Агулеци

Армянская художница и этнограф Лусик Агулеци свое детство проводила у бабушки с дедом, которые в середине прошлого века жили в маленьком городке советского Нахиджевана  Агулис. Ее творческий псевдоним (Агулеци) в переводе означает агулисская.

Лусик Агулеци известна в Армении также и своим необычным внешним видом. Национальный костюм, в котором она постоянно ходит вот уже в течение нескольких десятков лет, элемент ее повседневной жизни, а не форма для встреч с журналистами. Возможно она – единственная женщина в Армении, которая именно так одевается сегодня.

Творческий псевдоним азербайджанского писателя Акрама Айлисли  в переводе означает айлисский. 

Агулис (название средневекового города ) сегодня называется Айлисом.

«Желтовато-розовый свет на высоком куполе, казалось, рассказывал таким же высоким, как и он, горам о существовавших здесь когда-то чистоте, возвышенности, просторе и красоте мира. И Люсик опять была там, во дворе красы церквей — Вангской церкви: художница Люсик, внучка Айкануш, девочка лет тринадцати-четырнадцати. Тем летом Люсик в первый раз приехала из Еревана на летние каникулы в Айлис и с первого же дня с утра до вечера не покидала церковного двора. Ну сколько же раз можно было рисовать одну и ту же церковь?.. А может, церковь была только предлогом? Быть может, и Люсик видела в этом появляющемся по утрам и вечерам на куполе желтовато-розовом свете улыбку Бога и верила, что ее можно нарисовать, и потому, так прочно обосновавшись в церковном дворе, днями напролет рисовала одно и то же?..».

Из романа Акрама Айлисли «Каменные сны». 

Лусик Агулеци о жизни в Агулисе и встерче там с молодым Акрамом Айлисли

«Я была на первом курсе училища, мне было 14.  В тот год поехала в Агулис рисовать церковь Товма. Ну, бабушка всегда была рядом.  К нам подошел молодой человек – светловолосый. Я даже сказала: какой красивый парень, со светлой кожей.  Он долго разговаривал с бабушкой. Когда он ушел, я спросила бабушку, это кто? Она сказала, что он самый образованный парень нашего села, он очень умный человек. Помню его 25 летним, уже взрослым парнем.

Он говорил очень грамотно и нежно. Знаете, беседовал с моей бабушкой так, словно был ее сыном.

Он видел меня только один раз, но так красиво описал это. Действительно, в этой церкви я видела Божий свет. Рисовала все время. Каждый год я ездила и рисовала. Его там больше не встречала, но может он чувствовал, что я хожу в эту церковь и рисую там.

У нас были хорошие соседи. В одном дворе один за другим распологались 6 комнат. В одной из них жила Зохра. Она была пожилой женщиной, все ее 10 детей умерли.

По соседству жила и молодая пара, у них был маленький 5-летний ребенок. Я была старше, но иногда его приводили к нам домой играть со мной, чтобы мне не было скучно.

Потом пришла Нубар Хала, еще одна соседка, у которой были две дочери. Они не были за мужем. Вот они то ухаживали за мной, следили и оберегали меня.

Мы учили их, они – помогали нам.

Мать Хидаят была армянкой, отец – азербайджанцем. Он был близок с моим дедушкой, иногда проговаривал зокские слова (зокский-агулисский диалект армянского языка — ред). Он играл на барабане, те – на таре, каманче, а Хидаят играл на барабане. Этот Хидаят впервые из Ордубада  привез мне бумагу, посадил на колени и учил рисовать. Мне было тогда 4-5 лет. Он рисовал цветок.  В Агулисе трудно было тогда найти бумагу, и он привез эту бумагу из Ордубада мне, и я стала рисовать на ней и так полюбила рисование. И так во мне осталось впечатление , что рисовать меня научил азербайджанец.

Разные были азербайджанцы. Были и добрые , и злые. Там был один человек по имени Муртуз, голубоглазый. Одно уже его лицо навевало страх. Он был невыносимым человеком. Этот Муртуз все время добивался того, чтобы мои бабушка с дедом уехали, и чтобы в нашем доме жили бы его дети.  Мои дедушка и бабушка долгие годы сопротивлялись этому.

Когда мне было 5 лет, мы с дедом ходили на площадь – майдан —  за хлебом. Продавец хлеба был ужасным человеком. Глаза красные, казалось, что кровь хлынет скоро из его глаз, щеки круглые. Он говорил с моим дедом на. Это было удивительно, и я однажды спросила у деда, откуда он знает зокский? Дед тихим голосом сказал, что этот человек был одним из самых известных погромщиков, что он продал всех зокских (агулисских) армянок- девушек, и их увезли в Тебриз.

Невозможно было забыть этот край. Забыть фрукты, рассвет, закат, наше дерево с гиндари.

Я думаю, что это – любовь к родине, к месту, где родился. Ведь и он сам родился там, и я родилась там. Эта природа сделала его таким. Ведь таких людей мало.  Кто любил свой край, имя этого края и носил. Не случайно ведь среди нас есть и нахиджеванские, и агулисские, и выходцы из Джуги…