Борис Навасардян ( Ереванский пресс клуб (ЕПК): Утомленные диалогом
От энтузиазма к утраченным иллюзиям
У каждого, кто в последние более чем четверть века так или иначе участвовал в армяно-азербайджанском диалоге, своя история и свои представления об удачах и провалах, собственная оценка того что делалось правильно и приносило пользу, а что, наоборот, вредило процессу. Поэтому заранее готов признать, что мои впечатления и опыт, легшие в основу этого анализа, субъективны. Слишком насыщенными в определенные периоды, сложными и многогранными были контакты на уровне гражданского общества, политиков, журналистов и экспертов («Track-2» – Второй путь), чтобы восприятие и оценки процесса не вызывали принципиальных противоречий.
Полагаю, для азербайджанских участников диалоговых проектов самыми запоминающимися были посещения Армении и Нагорного Карабаха, по которым они составляли свои представления о трансформации конфликта. Для меня же динамика процесса сконцентрировалась в двухлетнем периоде между 1999 и 2001гг., когда довелось четырежды посетить Азербайджан. Позже была еще одна поездка в 2011г., но она только укрепила в сформировавшемся за 10 лет до этого печальном выводе, что миротворческий потенциал «Track-2» в сложившемся политическом контексте исчерпан.
Мои впечатления от первого в постсоветское время посещения Азербайджана в ноябре 1999г., в рамках многолетнего совместного проекта немецких фондов Эберта и Наумана, были весьма радужными – у армянской группы из 8 человек была полная свобода передвижения без видимого сопровождения сотрудников спецслужб. (Кстати, если бы не теракт в армянском парламенте 27 октября, состав нашего «десанта» был бы весьма представительным, включая даже вице-спикера Национального Собрания!). И, хотя стрессовая ситуация в Армении отцепила от поездки депутатов и высокопоставленных чиновников, давших предварительное согласие на участие, измененный статус посетителей на предусмотренном заранее высоком уровне программы почти не отразился. Премьер-министр, лидеры политических партий, далеко не рядовые сотрудники аппарата президента… И когда на встречах мы высказывали сожаление, что официальный Баку не выразил сочувствие армянскому народу в связи с трагедией, что могло бы улучшить климат на официальных переговорах, наши слова воспринимались азербайджанскими собеседниками с пониманием…
Из той же поездки запомнилось 40-минутное интервью в прямом эфире ведущему азербайджанскому телеканалу, содержанием которого остались довольны и армянские коллеги и, судя по всему, местная аудитория – когда на следующий день мы посетили бакинский рынок, удостоились вполне доброжелательного отношения торговцев, сразу узнавших, с кем имеют дело.
Привожу эти эпизоды, чтобы показать динамику ухудшения отношений. Меньше чем через год телевизионное интервью со мной уже записывалось и, хотя пошло в эфир без искажений, в поведении и вопросах журналистки чувствовалась возросшая настороженность. Реакцию аудитории проверить оказалось невозможным, поскольку еще по прибытии в бакинский аэропорт стало понятно, что о свободном передвижении и непринужденном общении с местной публикой следует забыть.
А еще через год, в октябре 2001г., контакты представителей азербайджанских СМИ, освещавших приезд в Баку группы журналистов из Армении и Нагорного Карабаха (НК), преследовали лишь одну цель – продемонстрировать, насколько бессмысленными являются миротворческие проекты и какими предателями национальных интересов являются участвующие в них граждане Азербайджанской Республики (АР). Но то, как нас провожали, превзошло худшие ожидания: «Армянские террористы под видом журналистов посетили Баку и отдыхали на лучших курортах Азербайджана», — таким был заголовок к заметке о нашем совместном семинаре в скромном пансионате «Гянджлик», вынесенный на самое видное место вполне солидной газеты. В самой же публикации были представлены «подробности о террористической деятельности» довольно известных журналистов, принявших участие в поездке…
Описанное выше охватывает, на мой взгляд, короткий отрезок времени -расстояние от пика успешности диалоговых проектов до избавления от иллюзий, что гражданская дипломатия в условиях Карабахского конфликта может играть существенную самостоятельную роль в процессе урегулирования. Неофициальные инициативы оказалась в сильной зависимости от заинтересованности в них властей. И отсутствие перспектив в диалоге на официальном уровне, фактически, обусловило маргинализацию «Track-2».Здесь не место анализировать все политические нюансы и контекст, почему это произошло именно в 1999-2001 гг., но именно на рубеже тысячелетий к гражданским инициативам закрепилось безразлично-скептическое отношение в Армении и агрессивно-репрессивное — в Азербайджане.
Не финны и не шведы
В этом смысле интересно порассуждать, почему до поры до времени «Track-2» в армяно-азербайджанских отношениях переживал определенный прогресс? Думаю, помимо теплившихся надежд на возможность урегулирования конфликта, была заинтересованность в решении конкретных задач. В период национальных движений конца 1980-х и первых шагов к независимости основной повесткой контактов стало избавление от коммунистической империи. Довольно интенсивным был, в частности, диалог представителей Армянского общенационального движения и Народного фронта Азербайджана при посредничестве демократических сил других советских республик, прежде всего, прибалтийских. Обыденным делом в редакции газеты «Республика Армения», учрежденной в 1990г. посткоммунистическим армянским парламентом, были почти ежедневные интервью по телефону ее журналистов с видными азербайджанскими деятелями новой волны, когда в соседней республике происходили важные для освещения события. С крушением СССР взаимный интерес, правда, быстро сменился враждебностью друг к другу новых властей.
В годы войны 1992-1994гг. актуальность приобрело взаимодействие правозащитников по проблемам военнопленных, заложников, поиску пропавших без вести и возвращению тел убитых. В этот период целый ряд армянских и азербайджанских общественных организаций вел активную работу совместно с Международным комитетом Красного Креста и Красного Полумесяца, другими международными гуманитарными миссиями, а также с государственными структурами сторон. Помнится, как удивили армянских журналистов, встречавшихся с министром национальной безопасности АР Намиком Аббасовым, его ссылки на обмен информацией о заложниках от правозащитников из Армении и Нагорного Карабаха. Разумеется, деятельность официальных лиц редко отличалась искренностью и конструктивностью, но их вынужденное взаимодействие с международными организациями и гражданскими активистами сыграло важную роль в судьбах многих людей.
Параллельно с практической гуманитарной работой, в первой половине 1990-х,под эгидой международных организаций, получил развитие диалог о мире армянских и азербайджанских правозащитников. Самым громким событием в этом процессе стало вручение в 1992г. Премии Улофа Пальме председателям азербайджанского и армянского отделений Хельсинкской гражданской ассамблеи (ХГА) Арзу Абдуллаевой и Анаит Баяндур. «Скандинавская направленность» в деятельности Ассамблеи проявилась и в ознакомлении представителей гражданского общества конфликтующих сторон с моделью аландской шведской автономии в составе Финляндии. Непосредственно после войны эта модель рассматривалась в среде миротворцев как приемлемая для НК.
По инициативе ХГА к «аландскому процессу» были привлечены и официальные лица, но это спровоцировало эпизод, поставивший большой вопрос перед применимостью скандинавского опыта на Южном Кавказе. Во время одной из встреч в 1995 г. тогдашний министр иностранных дел НК Аркадий Гукасян высказался в том духе, что модель замечательная, но ведь азербайджанцы не финны. На что занимавший в то время пост заместителя министра иностранных дел АР Тофик Зульфугаров парировал:«… конечно, но и вы тоже не шведы, товарищи армяне». Вместе с тем, сам процесс стал прецедентом, нарушившим монополию официальных лиц в обсуждении будущего для Нагорного Карабаха и армяно-азербайджанских отношений.
В поисках формы и содержания
Договоренности о режиме прекращения огня в мае 1994 г., подписанные представителями руководства Армении, Азербайджана и НК, распахнули окно возможностей для реализации международными организациями, донорами и западными НПО многочисленных и разнообразных проектов в логике Track-2. На первых порах проводимые мероприятия воспринимались участниками из региона как продолжение войны иными методами. Они стремились доказать оппонентам свою правоту и их ответственность за конфликт, ожидая полной и безоговорочной капитуляции.
В числе первых прагматичные формы взаимодействия нашли журналистские организации Армении и Азербайджана. Понимая, что, несмотря на враждебное отношение обществ друг к другу, их интерес к происходящему в соседней стране довольно высок, они использовали частые контакты для налаживания обмена информацией между СМИ. «Интерньюс» организовал серию тематических телемостов, которые, хоть и проходили в режиме «идеологического рестлинга», но в то же время позволяли армянской и азербайджанской аудиториям узнавать о жизни соседей от «живых людей».
Ереванский пресс-клуб и его партнеры в Азербайджане воспользовались стремлением своих стран интенсивно вписываться в мировое сообщество, двигаться к членству в Совете Европы, выполняя определенные обязательства. В этом смысле взаимный интерес представлял обмен опытом по отстаиванию свободы слова. Вторая половина 1990-х стала тем периодом, когда армянская и азербайджанская ситуации в этой сфере сблизились как никогда. В Армении лучше были защищены права журналистов и плюрализм вещателей, зато в Азербайджане, особенно после отмены в 1998г. военной цензуры и за счет иностранных инвестиций, стал развиваться реальный медийный бизнес.
Обсуждение сугубо журналистских тем не только способствовало лучшему пониманию задач, но и приучало участников уважительно относится к мнению оппонентов. В дальнейшем это помогло лучшему взаимопониманию при затрагивании проблем, связанных с конфликтом. То же самое можно сказать и о проектах в других областях, способствовавших профессиональному сотрудничеству и личностным контактам в обход «минного поля» противоречий. Общие озабоченности социальными проблемами, экологическими вызовами, ходом реформ в сфере образования и др. помогали осознавать, что нас объединяет.
Укреплению связей в тематических областях во многом способствовал возросший в середине-конце 1990-х интерес международного сообщества к Южному Кавказу как единому региону. Он был обусловлен подключением США и Евросоюза, а также крупнейших компаний к инфраструктурным, прежде всего, энергетическим проектам. Организации гражданского общества, склонные к региональным форматам, от этого только выиграли. Трехсторонние проекты (Армения, Азербайджан, Грузия) получили наибольшее распространение благодаря стартовавшей в 1997г. программе «Synergy» («Сотрудничество»)Фонда «Евразия». Благодаря ей, десятки НПО получили опыт совместной работы с партнерами из соседних стран. Подобная массовость сама по себе способствовала разрушению «образа врага», как минимум, у непосредственных участников проектных мероприятий.
Многосторонние форматы позволяли также сравнивать разные подходы к конфликтам и их возможному разрешению в случаях с непризнанными Абхазией, Южной Осетией и Нагорным Карабахом. А одной из наиболее выигрышных проектных идей стали исследования о перспективах развития региона в целом, если конфликты не будут мешать сотрудничеству. При этом, армянская сторона на официальном уровне готова была рассматривать соответствующие возможности до урегулирования карабахского противостояния. Но Азербайджан, рассчитывая, что заинтересованность Армении в подключении к региональным инфраструктурным проектам подвигнет ее на односторонние уступки, настаивал на признании своей территориальной целостности как предусловии для сотрудничества. Взаимоисключающие подходы постепенно снизили актуальность региональных инициатив с участием стран Южного Кавказа как в экономической, так и во всех других сферах, включая «Track-2».
Говоря о регионе, возьму на себя смелость поставить под сомнение целесообразность популярных среди западных организаций в 1990-х и начале нулевых проектов, объединяющих Южный и Северный Кавказ. Ни статус субъектов такого формата (участники из международно признанных стран, из непризнанных образований и из автономий Российской Федерации), ни позиционирование себя по отношению к проблемам (стремление решать вопросы в рамках национального суверенитета у одних и закономерная зависимость от центра в случае с российскими автономиями) не способствовали его эффективности. А отсутствие, как правило, на подобных мероприятиях участников, представляющих общероссийский контекст, подчеркивало искусственность формата. Впрочем, и их присутствие вряд ли добавило бы инициативам целесообразности, поскольку размывало бы региональную идентичность и затрудняло поиск общих приоритетов. Армяно-азербайджанский диалог, скорее, терял, чем выигрывал от общекавказских форматов, поскольку специфика и нюансы Карабахского конфликта, требовавшие сосредоточенного внимания к себе, затрагивались крайне поверхностно, а собиравшаяся разнообразная аудитория рассматривалась как адресат для апеллирования и доказательства своей правоты. Хотя позитив в личностном общении и постоянное повторение взаимоприемлемых лозунгов за все хорошее против всего плохого, конечно, укрепляли дружеские взаимоотношения между участниками таких проектов, включая армян и азербайджанцев, но не способствовали ни движению вперед, ни транслированию доброй атмосферы широким кругам общественности конфликтующих сторон.
В этом смысле гораздо полезнее были не завязанные на Кавказе инициативы по изучению и ознакомлению армянской и азербайджанской публики с межэтническими конфликтами в других регионах мира. Фильмы и сравнительный экспертный анализ противостояний и попыток их преодоления — как успешных, так и нет — на Балканах, Кипре, в Палестине, Южном Тироле, Северной Ирландии и других частях планеты помогали поиску и обсуждению моделей, которые могли бы в перспективе сработать в НК. И как в предложениях сопредседателей Минской группы второй половины нулевых, так и в экспертных продуктах (в частности, брошюре «Карабахский конфликт: понять друг друга», изданной в 2005г. по инициативе Ереванского пресс-клуба и ставшей плодом усилий группы активных участников диалоговых инициатив из Армении и Азербайджана) отражался обширный опыт миротворчества, пропущенный через фильтр особенностей карабахского противостояния.
Переплетенность армяно-турецких и армяно-азербайджанских противоречий (в частности, в Азербайджане гораздо более агрессивно проявляется неприятие темы геноцида армян, чем в самой Турции, а Анкара еще со времени закрытия своей границы с Арменией в 1993г. и в дальнейшем с переменной настойчивостью обусловливает нормализацию отношений с Ереваном его односторонними уступками в карабахском вопросе) подсказала новаторские и многообещающие проекты, охватывающие эти три страны. Однако по мере ужесточения позиций сторон треугольника формат потерял свою привлекательность. А многие его непосредственные участники в Турции и Азербайджане оказались за решеткой, в эмиграции, либо вынуждены были прекратить свою деятельность, связанную с Арменией.
Подключение к армяно-азербайджанскому диалогу дружественной бакинским властям Турции обусловило их благосклонность к контактам граждан АР с армянами в 2001-2004гг. Однако в период интенсивной футбольной дипломатии между Ереваном и Анкарой в 2008-2009гг. азербайджанские власти, раздраженные перспективой нормализации армяно-турецких отношений, резко изменили свое отношение к формату.
В заложниках у политических реалий
Фактически, уже более полутора десятка лет поле для диалоговых армяно-азербайджанских инициатив только сужается. Если до начала нулевых наблюдалась активизация прямого взаимодействия местных организаций, то в последнее время, как и в первые послевоенные годы, ключевая роль вернулась к внешним для региона игрокам, модераторам контактов. О возможностях визитов друг к другу, программы которых в 1998-1999гг. включали встречи с президентами (Гейдаром Алиевым и Робертом Кочаряном), пришлось забыть. Наиболее полезными формами совместной работы стали экспертные исследования, медийные продукты, которые, однако, давно уже не несут открытых миротворческих посылов и в лучшем случае адекватно отражают историю последних десятилетий и современные реалии. Так, последней попыткой миротворческого проекта Ереванского пресс-клуба стал подготовленный в 2010г.с азербайджанскими коллегами глоссарий языка вражды (1), содержавший рекомендации, как избежать раздражающих аудиторию по другую сторону конфликта стереотипов. И хотя в определенных журналистских кругах обеих стран была заинтересованность применить результаты исследования на практике, общая тенденция к ужесточению информационного противостояния оказалась неизмеримо сильнее.
О проблемах, препятствующих участию азербайджанских организаций в совместных проектах с армянскими партнерами – хорошо известно. В определенной степени они связаны с ослаблением влияния международных организаций на соблюдение принципов демократии и прав человека вообще. После резкого обострения отношений между Россией и Западом в 2013 г.начало меняться то, что принято называть «миропорядком», в том числе роль и активное присутствие в нашем регионе Совета Европы, ОБСЕ. А внутренние механизмы защиты свобод и многообразия мнений срабатывают далеко не во всех странах.
В Армении, где самочувствие гражданского общества и СМИ только улучшилось вследствие «бархатной революции» 2018г., отсутствие прежнего интереса к диалогу с проблемными соседями — Азербайджаном и Турцией – обусловлено неверием в реалистичность взаимных компромиссов и широко распространенной убежденностью в бессмысленности разговора с позиций ценностей и принципов. Если в 2004г. даже на фоне всеобщего негодования деянием Рамиля Сафарова группа ведущих армянских НПО решительно осудила (2) расистские высказывания двух политиков в адрес всего азербайджанского народа, то сейчас на них вряд ли обратили бы внимание. Здесь практически полностью стихли голоса критиков своих властей за «неконструктивную политику» в карабахском вопросе. И не из-за боязни чего-то, а потому, что подобная критика не встречает никакого отклика в обществе и сразу дискредитирует себя ассоциацией с пропагандистскими инициативами типа «бакинской», а позже «тбилисской» «платформ мира»(их сомнительный манипулятивный характер просматривается даже во вполне доброжелательных публикациях (3).
Кризис с урегулированием межэтнических конфликтов и просто с мирным диалогом присущ всему постсоветскому пространству. Однако глубина его разная. Для меня показательно в этом смысле отношение неправительственного сектора к возможности выхода из изоляции таких же представителей гражданского общества, журналистов, живущих и работающих в непризнанных образованиях. Ведь без них невозможно всерьез говорить об укреплении мер доверия, необходимых для мирного преодоления противостояний. В частности, на Форуме гражданского общества (ФГО) Восточного Партнерства почти ежегодно поднимается вопрос о предоставлении возможности НПО из Абхазии, Нагорного Карабаха, Приднестровья и Южной Осетии быть участниками мероприятий ФГО. Речь не идет о вывешивании флагов или другой символике, а всего лишь — об участии организаций с территорий, формально входящих в соседний для Европейского Союза регион Восточного Партнерства. Но каждый раз такая возможность отвергается. Молдавские «форумчане» независимо от этого, по своей инициативе, включают НПО из Приднестровья в состав участников. Для них это так же естественно, как свободное передвижение людей из Кишинева в Тирасполь, или матчи приднестровских команд в футбольном чемпионате Молдовы. Грузинские коллеги в принципе не против, но не представляют механизмы отбора абхазских и южно — осетинских организаций на ежегодную ассамблею Форума. И только для азербайджанских представителей приглашение НПО из Нагорного Карабаха категорически неприемлемо, если они не признают НК частью АР.
В свое время, особенно до признания Москвой независимости Сухуми и Цхинвали, в Грузии довольно распространенным был подход – «мы должны стать государством, частью которого желали бы быть Абхазия и Южная Осетия». До 2008 г. грузинские власти были заинтересованы в работе офисов международных организаций и соглашались на финансирование ими неправительственного сектора в этих непризнанных республиках. В Молдове и сейчас были бы не против подобных инициатив, но ограничения вводят власти самого Приднестровья. Азербайджан же прилагает все новые и новые усилия для еще большей изоляции НК и его населения, исключая какие-либо площадки для формального или неформального диалога.
В силу этого нет оснований говорить о каких бы то ни было перспективах активизации дипломатии «Track-2» между армянами и азербайджанцами. Тем более, что постоянные убийства гражданских лиц и военнослужащих на линии соприкосновения Карабахского конфликта и на границе РА и АР, а также усугубляющаяся пропагандистская война продолжают отдалять народы друг от друга. Для перелома необходимы либо результативные усилия международного сообщества по реализации договоренностей двухлетней давности об усилении контроля за соблюдением режима прекращения огня, снижении градуса воинственной риторики и конкретным шагам по укреплению мер доверия, либо кардинальная смена политического контекста.
Примечания
1. http://ypc.am/upload/ArmAzInternet_2010_rus.pdf